- Репаро! Репаро! Репаро!
Вот уже третий час я пытаюсь извлечь из своей волшебной палочки хотя бы какой-то намек на магию. Тщетно. Крепко зажмуриваю глаза в надежде, что все происходящее мне кажется, после чего вновь широко их распахиваю. Магия... что есть магия? От нее нет ни пользы, ни вреда, она не дает ни знаний, ни правды. Это лишь чудо, но есть и другие. Но ежели в тебе проявилась та или иная способность, необходимо принять ее, как дар, и развивать. Я пытаюсь это делать, но отчего же тогда палочка не слушается меня?
Поговаривают, волшебным палочкам свойственно самим избирать хозяев, и меня выбрала рябиновая, средней упругости, палочка. Странно, почему мы не можем с ней поладить. С палочкой матушки, когда она обучала меня волшебству, как могла, как умела, мне с легкостью удавались как простые, так и сложные заклинания. А сейчас я даже не могу элементарно починить кубок. Что, если магия покинула меня? Но я продолжаю ощущать, как кровь пульсирует от внутренней силы. Выходит, дело в другом.
Рябиновой палочке свойственно дружить с хозяином уверенным в своей жизни, несгибаемым под натиском жизни, с чистым разумом и горячим сердцем. Разве это обо мне? Вряд ли. Я потерян, как отставшая от стаи птица в непогоду. Бьюсь крыльями о серые тучи в надежде догнать стаю, но разряд молнии опаляет перья, и я камнем падаю вниз... Быть волшебной палочкой проще, чем застрять в низшем сословии. Нам не дано решать свою судьбу, ибо ее определяют господа, нам не дано изменить свою жизнь, ибо приходится бороться за существование, не имея денег порой купить новую одежду. Благо, Огилви, у кого мы служим, относятся к слугам мягче, нежели остальные влиятельные семьи. Быть может, поэтому я позволил себе думать о том, что их красавица дочь Ванесса может полюбить такого растяпу и холопа, как я. Любить и осознавать, где твое место, слышать ежедневно напоминания об этом, невыносимо. Я и без того помню об этом - зачем повторять снова и снова? Вероятно милорд Огилви полагает, что ежели не напоминать рабам, где их место, они забывают, кто они. На Востоке есть поговорка: "Позволь верблюду заглянуть в шатер - и он станет полноправным хозяином". И лишь теперь я понимаю смысл этого забавного выражения. Они боятся нас.
- Редукто, - вновь произношу обессиленным вздохом, глядя на еле собранный заклинанием репаро, кубок. Ничего не происходит. Это невероятно злит меня. Крылья носа расширяются, а глаза наливаются яростью. Мне надоело мучить себя этой непослушной штуковиной. Жаль, что я заплатил за эту безделушку последние фартинги. Сестре магия удается даже лучше, чем мне, а она никогда не тянулась стать могущественной. Я тоже не желаю властвовать, я лишь мечтаю быть хоть немного достойным хозяйской дочери. Понимаю, что этим терзанием я сделаю себе лишь хуже, да и палочка, скорее всего, поэтому не слушается меня. Я слишком растерян и подавлен, я не знаю, откуда я родом, кто мой отец, и что делать дальше, чтобы ясными мыслями управлять заклинаниями.
- Инсендио! - внезапно кричу, что есть силы, ощущая после этого магическую волну. Из палочки вырывается пламя и, отскочив от железного кубка, больно обжигает мою руку.
Я одергиваю запястье и роняю палочку на землю. Больно. Внутри все сдавливает, хочется зарычать ревом раненного зверя, но, скорее, от злости. Злости на себя и того, что огонь сделал с моей рукой. Волдыри и скукожившаяся кожа покрывают тыльную сторону левой руки и тянутся чуть выше, к локтю. Вот вам и магия.
- Проклятье эльфов! - рычу, стиснув зубы, надеясь, что никто не видит, как я глупо выгляжу. Я и без того опущен ниже некуда, чтобы унижаться еще сильнее. Благо, здесь, в Хогвартсе, все равны. Слава основателям.

В Хогвартсе было холодно.
Тяжелая, снежная зима опустилась на Шотландию и не спасали от нее ни мощные каменные стены,  ни огромное количество факелов, освещавших залы и коридоры, ни теплые одежды с меховой подбивкой у ворота. Было холодно. Пальцы немели и дрожали, ученики прятали их в теплые перчатки и шарфы, но разве научишься магии со спрятанными руками? С печальными глазами они смотрели на своих учителей и вздыхали, выполняя указания и промерзая до костей. Чары долго не могли сдерживать тепло, от узких длинных окон закрытых деревянными ставнями, просачивался сквозняк и только в Большом Зале, да собственных гостиных и спальнях можно было избавиться от холода. Глупые дети. Они постоянно сбегали на улицу играться, пытаясь так согреться на морозе, а потому непрестанно болели. А мне приходилось без устали варить зелья для Больничного крыла и от этого вся одежда и волосы крепко провоняли горьким запахом трав. Он настолько резал чуткое обоняние, что за столом, во время обедов, сидя на своем месте, я едва сдерживал неприязненно-раздраженное выражение лица, вяло ковырял ножом хлеб и отвечал Хельге скудными обрывками фраз, если она пыталась меня разговорить. Настроение нещадно портилось и мне не хотелось этого скрывать. Вместо этого я с удовольствием устраивал дополнительные занятия для своих учеников, заставляя помогать мне в приготовлении несложных зелий для заболевших.
Я знал, меня уважали мои воспитанники, ценили за знания и поддержку, что я оказывал им, но так же я знал как сильно они начинали меня недолюбливать вот в такие недели, когда Слизерин из приятного спокойного мага превращался в плюющуюся ядом змею, готового наказать любого за малейшую провинность. И не было для меня тогда любимчиков, не было разницы кого хорошенько отчитать за ошибки - будь то юный мальчик или молодая леди. Даже если это была моя собственная родственница.
Эйнли Слизерин.
Все иллюзии на тему моей предвзятости развеялись у учеников быстро, но легче ей жить от того не стало. Если другим я мог простить мелкие оплошности, неправильно нарезанный ингредиент, слишком сильное пламя над котлом, то леди Эйнли доставалось за все это сполна. Девушка была одной из лучших в зельях, могла по запаху определить самые известные травы, наизусть знать рецепты того, чему я учил, но стоило только допустить ошибку и я это замечал. Юная волшебница не поднимала от своего котла взгляда, не вступала со мной в бесполезные споры и часто старалась держаться подальше от своего родственника, но это ее не спасало. Она была одной из моих воспитанников и от этого просто не сбежать.
А ведь когда-то все было иначе.
Когда-то, в тени деревьев, возле озера, она сидела у меня на коленках, раскладывала травки, а я рассказывал про каждую из них, как применяют, где можно использовать, почему изменится свойство того или иного растения. Эйнли смеялась, я вплетал в ее длинные локоны вереск, руками и магией создавая оберег, чтобы подвижный ребенок не поранился об острые камни, избежал падения, быстрее добрался до дома. Было время, когда Эйнли любила меня. Хваталась детскими пальчиками с силой дикой львицы, не желая отпускать, плакала, когда я уходил и умоляла не оставлять ее. Было время, когда я слушал, как маленькая Эйнли с детской наивностью рассказывала мне о нашем будущем, как она еще немного подрастет и станет верной женой, как будет готовить мне вкусно-вкусно, а выглядеть будет лучше всех, чтобы все мне завидовали. Она не отпускала меня от себя, смотрела обиженно, даже когда ей приказывали отправляться в постель и Эварт усмехался, считая что растет мое личное наказание, самый верный мой друг, самый опасный мой враг.
Но то время растворилось как дым. Я вернулся - и больше не было той милой девочки, не осталось следа былой счастливой улыбки в глазах, что она направляла на меня. Не осталось тихих вечеров у огня, когда мы собирались все вместе, а где-то там, за покровами неприступной сдержанности леди, прорастила свои корни глухая обида на брата-предателя, оставившего ее наедине с чужим миром. И, конечно, я действительно был виноват, вот только вины не испытывал. Как можно было сравнивать магию, власть, другие страны и удивительные открытия с желаниями маленькой Слизерин? В нашей семье часто поступались личным ради процветания дома, ради могущества и силы, а я был истинным сыном своего отца, я тоже не медлил, принимая решение, и пускай это причиняло кому-то боль.
А сейчас...Салазар вернулся, старые обещания вновь обрели свое значение, прежние клятвы были исполнены. Я вернулся. Только Эйнли это было уже не нужно. А мне и подавно.
Разве что долг только надо было исполнить и пожениться, но это могло подождать. Не время еще - хорошее оправдание.
Но время не делало наши отношения лучше, не возвращало прежние улыбки, не делало нас самих ближе. Время просто утекало, а я был слишком занят, чтобы стараться изменить что-то между собой и юной леди Эйнли. Может это устраивало нас обоих. Может это устраивало только меня.
Как было то ни было, но послеобеденное занятие в лаборатории обернулось провалом.
Зелье зашипело в котле и расплескало едкие капли по столу и я услышал тихий возглас боли. Пара взмахов волшебной палочки устранили испорченный состав, я крепко схватил за локоть волшебницу, холодно оглядел класс.
- Глаза к котлам! Если что-то еще испортится, я заставлю вас варить этот отвар до Йоля. - Почти прошипев это замершим ученикам, тут же согнувшихся над котлами, я провел девушку к столу. Осмотрел ожоги, неприязненно скривился и наложил невербальное заклинание, способное снять первые судороги боли с рук.
- Кровь саламандры, а не второй раз капли росы. У них даже цвет отличается. Это элементарно.  - Я поднял глаза от рук к лицу Эйнли, зашипев на нее по-змеиному. - Ступай в Больничное крыло, к закату вернешься сюда.
Не секунду я чуть расслабился, едва подавив усталый вздох, качнул головой и вновь вернул привычное строгое выражение лица. Закрыв за ведьмой двери, я вернулся к ученикам. В воздухе словно застыл лед моего раздражения. Хоть этот день и без того был холодным.
Без последующих неприятностей закончив занятие, ученики разлили зелья по колбам и тихо покинули класс, оставив меня со списками необходимых трав, которые я готовил для Хельги. Бедная волшебница с ног сбивалась, стараясь поддерживать в теплицах приемлемую температуру, но лишь улыбалась и кивала головой, когда я просил ее посадить новые грядки с растениями и подготовить мандрагору. В сотый раз пересмотрев и исчеркав от и до свои заметки с экспериментальными зельями, я сам не заметил, как стало темно. Зачарованное окно, отражавшее снежный пейзаж, заволокло густыми синими сумерками и чудилось, что даже от иллюзорного окна просачивается в подземелье сквозняк.
Грязные котлы, оставленные учениками специально в наказание для Эйнли, раздражали меня, а девушки все не было. Ждать ее дольше я не мог, такой беспорядок в своих владениях делал меня еще более злым, а от того я сбросил теплую мантию и сам принялся за уборку, придумывая всевозможные наказания для припозднившейся воспитанницы. Только когда второй котел был фактически вычищен, за спиной скрипнули двери. Я не оборачивался. Злость во мне поутихла, оставив горький привкус разочарования.
-Знаешь почему котлы нельзя чистить магией? - Я провел пальцами по металлическому краю и стер щеткой грязь. - Она пропитывает остатки зелий и на время проникает в саму структуру котла, меняя его. Это воздействие не длится долго, но в зависимости от силы заклинания, может держаться несколько дней. Если глупый колдун начнет варить в нем зелье, то последствия могут быть весьма плачевны. Но плохо отчищенный котел может стать опасен не менее. - Я прикрыл глаза и вздохнул, протирая котел мягкой тряпкой и глядя как блестит он в свете пламени, - Однажды при мне, один неопытный зельевар, надышался ядовитым газом и потерял свое обоняние навсегда, только из-за того, что не удосужился тщательно отчистить свои рабочие инструменты.
Я отставил котел в сторону, обернулся к Эйнли и кивнул на оставшиеся пять котлов.
- Приступай.
Удивительно. У меня хватало времени рассказать основы зельеварения и подготовки своего рабочего пространства, но у меня не хватало времени просто поговорить с Эйнли. А ведь мы все же были не только Мастером и ученицей, мы должны были скоро стать супругами. Какое там. Мы больше десяти лет не смеялись вместе, не делились друг с другом своими жизнями. Крепко запечатав все неудобные темы, мы отдалились и с каждым днем эта пропасть росла.