В Хогвартсе было холодно.
Тяжелая, снежная зима опустилась на Шотландию и не спасали от нее ни мощные каменные стены,  ни огромное количество факелов, освещавших залы и коридоры, ни теплые одежды с меховой подбивкой у ворота. Было холодно. Пальцы немели и дрожали, ученики прятали их в теплые перчатки и шарфы, но разве научишься магии со спрятанными руками? С печальными глазами они смотрели на своих учителей и вздыхали, выполняя указания и промерзая до костей. Чары долго не могли сдерживать тепло, от узких длинных окон закрытых деревянными ставнями, просачивался сквозняк и только в Большом Зале, да собственных гостиных и спальнях можно было избавиться от холода. Глупые дети. Они постоянно сбегали на улицу играться, пытаясь так согреться на морозе, а потому непрестанно болели. А мне приходилось без устали варить зелья для Больничного крыла и от этого вся одежда и волосы крепко провоняли горьким запахом трав. Он настолько резал чуткое обоняние, что за столом, во время обедов, сидя на своем месте, я едва сдерживал неприязненно-раздраженное выражение лица, вяло ковырял ножом хлеб и отвечал Хельге скудными обрывками фраз, если она пыталась меня разговорить. Настроение нещадно портилось и мне не хотелось этого скрывать. Вместо этого я с удовольствием устраивал дополнительные занятия для своих учеников, заставляя помогать мне в приготовлении несложных зелий для заболевших.
Я знал, меня уважали мои воспитанники, ценили за знания и поддержку, что я оказывал им, но так же я знал как сильно они начинали меня недолюбливать вот в такие недели, когда Слизерин из приятного спокойного мага превращался в плюющуюся ядом змею, готового наказать любого за малейшую провинность. И не было для меня тогда любимчиков, не было разницы кого хорошенько отчитать за ошибки - будь то юный мальчик или молодая леди. Даже если это была моя собственная родственница.
Эйнли Слизерин.
Все иллюзии на тему моей предвзятости развеялись у учеников быстро, но легче ей жить от того не стало. Если другим я мог простить мелкие оплошности, неправильно нарезанный ингредиент, слишком сильное пламя над котлом, то леди Эйнли доставалось за все это сполна. Девушка была одной из лучших в зельях, могла по запаху определить самые известные травы, наизусть знать рецепты того, чему я учил, но стоило только допустить ошибку и я это замечал. Юная волшебница не поднимала от своего котла взгляда, не вступала со мной в бесполезные споры и часто старалась держаться подальше от своего родственника, но это ее не спасало. Она была одной из моих воспитанников и от этого просто не сбежать.
А ведь когда-то все было иначе.
Когда-то, в тени деревьев, возле озера, она сидела у меня на коленках, раскладывала травки, а я рассказывал про каждую из них, как применяют, где можно использовать, почему изменится свойство того или иного растения. Эйнли смеялась, я вплетал в ее длинные локоны вереск, руками и магией создавая оберег, чтобы подвижный ребенок не поранился об острые камни, избежал падения, быстрее добрался до дома. Было время, когда Эйнли любила меня. Хваталась детскими пальчиками с силой дикой львицы, не желая отпускать, плакала, когда я уходил и умоляла не оставлять ее. Было время, когда я слушал, как маленькая Эйнли с детской наивностью рассказывала мне о нашем будущем, как она еще немного подрастет и станет верной женой, как будет готовить мне вкусно-вкусно, а выглядеть будет лучше всех, чтобы все мне завидовали. Она не отпускала меня от себя, смотрела обиженно, даже когда ей приказывали отправляться в постель и Эварт усмехался, считая что растет мое личное наказание, самый верный мой друг, самый опасный мой враг.
Но то время растворилось как дым. Я вернулся - и больше не было той милой девочки, не осталось следа былой счастливой улыбки в глазах, что она направляла на меня. Не осталось тихих вечеров у огня, когда мы собирались все вместе, а где-то там, за покровами неприступной сдержанности леди, прорастила свои корни глухая обида на брата-предателя, оставившего ее наедине с чужим миром. И, конечно, я действительно был виноват, вот только вины не испытывал. Как можно было сравнивать магию, власть, другие страны и удивительные открытия с желаниями маленькой Слизерин? В нашей семье часто поступались личным ради процветания дома, ради могущества и силы, а я был истинным сыном своего отца, я тоже не медлил, принимая решение, и пускай это причиняло кому-то боль.
А сейчас...Салазар вернулся, старые обещания вновь обрели свое значение, прежние клятвы были исполнены. Я вернулся. Только Эйнли это было уже не нужно. А мне и подавно.
Разве что долг только надо было исполнить и пожениться, но это могло подождать. Не время еще - хорошее оправдание.
Но время не делало наши отношения лучше, не возвращало прежние улыбки, не делало нас самих ближе. Время просто утекало, а я был слишком занят, чтобы стараться изменить что-то между собой и юной леди Эйнли. Может это устраивало нас обоих. Может это устраивало только меня.
Как было то ни было, но послеобеденное занятие в лаборатории обернулось провалом.
Зелье зашипело в котле и расплескало едкие капли по столу и я услышал тихий возглас боли. Пара взмахов волшебной палочки устранили испорченный состав, я крепко схватил за локоть волшебницу, холодно оглядел класс.
- Глаза к котлам! Если что-то еще испортится, я заставлю вас варить этот отвар до Йоля. - Почти прошипев это замершим ученикам, тут же согнувшихся над котлами, я провел девушку к столу. Осмотрел ожоги, неприязненно скривился и наложил невербальное заклинание, способное снять первые судороги боли с рук.
- Кровь саламандры, а не второй раз капли росы. У них даже цвет отличается. Это элементарно.  - Я поднял глаза от рук к лицу Эйнли, зашипев на нее по-змеиному. - Ступай в Больничное крыло, к закату вернешься сюда.
Не секунду я чуть расслабился, едва подавив усталый вздох, качнул головой и вновь вернул привычное строгое выражение лица. Закрыв за ведьмой двери, я вернулся к ученикам. В воздухе словно застыл лед моего раздражения. Хоть этот день и без того был холодным.
Без последующих неприятностей закончив занятие, ученики разлили зелья по колбам и тихо покинули класс, оставив меня со списками необходимых трав, которые я готовил для Хельги. Бедная волшебница с ног сбивалась, стараясь поддерживать в теплицах приемлемую температуру, но лишь улыбалась и кивала головой, когда я просил ее посадить новые грядки с растениями и подготовить мандрагору. В сотый раз пересмотрев и исчеркав от и до свои заметки с экспериментальными зельями, я сам не заметил, как стало темно. Зачарованное окно, отражавшее снежный пейзаж, заволокло густыми синими сумерками и чудилось, что даже от иллюзорного окна просачивается в подземелье сквозняк.
Грязные котлы, оставленные учениками специально в наказание для Эйнли, раздражали меня, а девушки все не было. Ждать ее дольше я не мог, такой беспорядок в своих владениях делал меня еще более злым, а от того я сбросил теплую мантию и сам принялся за уборку, придумывая всевозможные наказания для припозднившейся воспитанницы. Только когда второй котел был фактически вычищен, за спиной скрипнули двери. Я не оборачивался. Злость во мне поутихла, оставив горький привкус разочарования.
-Знаешь почему котлы нельзя чистить магией? - Я провел пальцами по металлическому краю и стер щеткой грязь. - Она пропитывает остатки зелий и на время проникает в саму структуру котла, меняя его. Это воздействие не длится долго, но в зависимости от силы заклинания, может держаться несколько дней. Если глупый колдун начнет варить в нем зелье, то последствия могут быть весьма плачевны. Но плохо отчищенный котел может стать опасен не менее. - Я прикрыл глаза и вздохнул, протирая котел мягкой тряпкой и глядя как блестит он в свете пламени, - Однажды при мне, один неопытный зельевар, надышался ядовитым газом и потерял свое обоняние навсегда, только из-за того, что не удосужился тщательно отчистить свои рабочие инструменты.
Я отставил котел в сторону, обернулся к Эйнли и кивнул на оставшиеся пять котлов.
- Приступай.
Удивительно. У меня хватало времени рассказать основы зельеварения и подготовки своего рабочего пространства, но у меня не хватало времени просто поговорить с Эйнли. А ведь мы все же были не только Мастером и ученицей, мы должны были скоро стать супругами. Какое там. Мы больше десяти лет не смеялись вместе, не делились друг с другом своими жизнями. Крепко запечатав все неудобные темы, мы отдалились и с каждым днем эта пропасть росла.

Как часто я вспоминал свой дом, будучи очень далеко от родных краев?
Я помнил тот день, когда покидал разрушенный дымящийся Аркарт. В родных землях шел первый снег, легкий и пушистый. Небо заволокло серыми облаками и ветер уносил прочь дым отгоревшего пожара. Честно сказать, мне было страшно, муторно и тяжело. Эйнли, с дорожками слез на щеках, чумазая, в гари и копоти. Эварт, покрытый кровью и пеплом, я, наверное, выглядящий не лучше. Помню что руки мелко дрожали, пальцы были ледяными, а мышцы ныли от усталости.
В ту ночь я впервые убивал.
Мне был двадцать один год, я пытал людей, приходилось однажды, несколько раз взрывал камни и насылал адское пламя, возможно оно поглощало жизни, но я того не видел. Но тогда, в ночь, когда Аркарт пал, я убивал сам. Не пытался красиво играть в поединок, не держал деревянный меч, не пытался состязаться в дуэльном искусстве. Настоящий бой выглядел иначе. Кроваво, жестко, без мыслей и совершенно чудовищно. Не было там никакого особенного мастерства, кроме опыта и скорости, когда тело само знает как лучше увернуться, а глаза замечают движения противника. Ты не пытаешься сделать красивый замах, увидев как враг несется навстречу, ты просто пытаешься сделать все, чтобы не пострадать самому. Отрубаешь руку, если можешь достать, наискось, почти дрожа, разрезаешь чужую голову, от запаха крови и вида вываливающихся внутренностей тошнит. Люди стонут, в глазах - ярость. Даже в смерти их ненависть сильнее проклятия. И нет тут никакой чести, нет ожидания, если враг устал, никто не даст передохнуть тебе, если вдруг тело подвело. Ты готов пуститься на любую низость, а главный инстинкт выживания - вот то единственное, что берет верх. Я не гордился той ночью. Я старался ее не вспоминать.
Но то, что впервые убивал я тогда, мне запомнилось отчетливо.
На заре, в лесной глуши, я прощался в близкими людьми, последними оставшимися в живых. Вздрагивая от каждого шороха за спиной, все еще готовясь выхватить меч в любой момент, я хотел одного - побыстрее распрощаться и аппарировать прочь. Нет, то было не из-за страха, просто желание поскорее покинуть родовые земли эхом отдавалось в голове. Я понимал, когда я останусь один, то больше никого не надо будет защищать, как я тогда защищал маленькую Эйнли, прорываясь вместе с ней сквозь кровь и пламя. Нести ответственность за ее жизнь - вот что было страшно. Я вздохнул с облегчением, когда понял, что Эварт в порядке и сможет защитить свою дочь. Но если бы он не выжил...что было бы тогда?
Может быть я просто был не готов заботиться о ком-то, пускай то был даже дорогой сердцу человек. Тогда, как и сейчас, я был эгоистом. Эгоистом, который думал только о себе. Все мои поступки и действия, благородные и красивые, были не от доброго начала, они были лишь потому что я знал, так поступать выгодно, таким меня будут уважать и любить, так мне будет проще манипулировать остальными. Но стоило только остаться без всей шелухи, без отца и матери, с грузом ответственности на плечах, стало не по себе. Принимать решения, отвечать за кого-то.... Я был слаб. Со всеми своими знаниями, силами семьи, собственной магией, я все еще не был кем-то, кто готов был принимать ответственность за других. Я и за себя-то не мог отвечать.
Отослать выживших Слизеринов было правильно. Годрик всегда умел защищать, он умел ценить и беречь человеческую жизнь, с ним рядом было тепло. Если бы мой отец был мудрее и меньше думал о тайнах дома Слизерин, он обручил бы Эйнли не со мной, а с молодым Гриффиндором. Но мы уже были связаны и все что я мог - это отправиться прочь, куда-то далеко, за новыми знаниями и силой, такой, чтобы она выместила мой страх. Чтобы вернувшись я сам стал другим. Может более могущественным, может более мудрым, с ответами на все свои вопросы.
И я не думал о родных краях, не вспоминал долгие годы, пока они не начали преследовать меня во снах. Пока все чаще не проявлялся образ Алэйсдейра, что смотрел огромными льдистыми глазами в мои и с его раздвоенного языка не начинало литься одно слово - Дом.
Магия...
Некоторые просто не представляли что значит это слово, какие тайны оно открывает. Мелкая бытовая магия, примитивные режущие заклятия, красивые вспышки белых искр и блеклый свет на кончике волшебной палочки. Чудеса для маглов. Примитивные и поверхностные. Магией, настоящей, древней, можно было творить невероятное. И дело было даже не в делении ее на "светлую" и "темную", дело было в самой ее мощи, страшной, поражающей, пред которой невозможно устоять. Мои учителя открывали мне свой путь, рассказывали о богах, которым приносили жертвы, о продлении жизни, о том, как выпить чужую, о том, как с ее помощью можно создать новую, заставить всех служить тебе или наслать мор на целый город. Они говорили о том, как важно хранить эти тайны, что с ними молодых магов воспитывают с детства, дабы такое могущество не пленило разум. Они учили разум сопротивляться обманам и магии. Мои учителя верили, что нельзя открывать своих тайн полукровкам и нечистой крови, слишком близкой к маглам, чтобы не поддаться искушению. Каждая мысль, к которой пришли маги Шотландии, давно была законом в далеких заморских странах, я впитывал их опыт, знания и легко обучался новым чарам, но кажется сколько бы я не изучал, ответы, которые искал, так и не приходили ко мне....
Прошло столько лет, а я и сейчас не знаю, нашел ли то, что когда-то искал?
Но возвращался я, как и уходил, вместе с первым снегом и сумрачным небом.
Не знаю что я ожидал увидеть по возвращению. Может мне казалось, что я отсутствовал не так уж и долго. Может хотел посмотреть на Эйнли, увидеть там свое отражение и понимание. Но вернувшись, я увидел в своей маленькой леди чистую красивую душу, доброе дитя, готовое кинуться ко мне в объятия, радостно приветствуя родственника. О нет, не от огромной любви, а просто потому, что ее так просто делали счастливой чужие улыбки и тепло. Я смотрел на нее и чувствовал пропасть, расползающуюся между нами. Она, выросшая в такое тяжелое время, лишенная большей части своей семьи, так, кто потерял в младенчестве мать и свой мир в огне, была намного светлее и искреннее чем я, единственный сын и наследник, не знавший отказа и знавший чужую любовь. Как могли два человека, что росли в одной семье, с одной кровью в жилах, быть такими разными?
Я рефлекторно сделал шаг назад, когда Эйнли ступила вперед. Я растерялся. Она, кажется, решила что это потому, что я не хочу к ней прикасаться. И в тот момент стена между нами наконец обрела ясность. И с тех пор ее никто так и не пытался по-настоящему разбить...
Не знаю что чувствовал из-за этого. Я мало обращал внимания на собственные эмоции, стремясь ставить перед собой задачи и заниматься их исполнением, а не напрасным копанием в самом себе. Но все же находиться рядом с Эйнли мне было не просто.
Может главное, что я должен был сделать - это научиться ее обнимать. Но, кажется, такими знаниями я совершенно не обладал.
Пока девушка говорит, я устраиваюсь на жестком стуле и начинаю писать на чистом пергаменте новый рецепт. Наконец все мои заметки и записи были разобраны и я понял какие пропорции станут идеальными. Оставалось лишь записать все и проверить.
- Я без сомнения польщен сравнением со старой Уной, - не отрываясь от своих действий тихо отвечаю Эйнли. Взмахиваю рукой, заставляя пламя свечей гореть ярче и мое перо скрипит почти противно в этой тишине.
Опять ошибка. Быть может стоило улыбнуться, тихо рассмеяться и ответить что-то менее язвительное и отстраненное. Но мне неведомо было умение быть откровенным с той единственной, кто и могла бы меня выслушать без страха и отторжения.
А может просто она была слишком молода для меня?
Может быть я был слишком стар?
Здесь, в Хогвартсе, были молодые перспективные люди, более подходящие леди Слизерин чем я. В конце концов можно было подыскать ей родовитую партию. И пускай приданное было бы небольшим, но наше имя и кровь стоили много дороже. Никто не отказал бы дому Слизерин с родовым змеиным даром, темными тайнами и загадочными артефактами в ненаходимых местах.
Я откладываю перо, откидываюсь назад и смотрю на девушку, что стоит ко мне в пол оборота.
А что, может быть это хорошая идея?
Я могу поговорить с Эвартом. Ведь он видит, понимает, нет меж нами с Эйнли понимания.
- Эйнли, послушай. Я не только твой Мастер, я еще и твой родственник. Мы можем говорить свободно, когда остаемся наедине. - Устало провожу пальцами по виску, ненадолго хмурюсь, раздумывая как продолжить разговор. - И как бы я не держался с тобой на расстоянии, мы - одна кровь и один дом. Ты под моей защитой, я не хочу калечить твою жизнь и причинять тебе боль. Поэтому скажи мне честно, чего ты хочешь?
Поднимаюсь с места, заполняя паузу, прохожу мимо своего стола и опираюсь на столешницу  одного из студенческих.
- Если в Хогвартсе есть кто-то кто тебе мил и с кем тебе хорошо, то я могу поговорить с твоим отцом. Ты будешь свободна от родительских обещаний, а мне ты ничего не должна. Кроме собственного счастья. Я не хочу неволить тебя.
Складываю руки на груди и смотрю на то, как девушка откладывает начищенный до блеска котел. Ну давай же, милая моя кузина, давай наконец все решим и не будем больше пытаться сохранить любезную улыбку, особенно при таком отвратительном раскладе.